Великий Зверь в России

Великий Зверь в России:
Театральное турне Алистера Кроули в 1913 году и сочинения Зверя, написанные в России.

Вильям Райан

Святой Иоанн Богослов, рассказывая в «Апокалипсисе» про Зверя о двух рогах, вышедшего из земли, который говорил как дракон и ставил на правой руке или на челе каждого человека начертание, добавляет при этом: «Здесь мудрость. Кто имеет ум, тот сочтет число зверя, ибо это число человеческое; число его шестьсот шестьдесят шесть».

Люди, верящие в нумерологию, в зависимости от своих предпочтений, веротерпимости, а также эпохи, узнавали в этом таинственном высказывании многие исторические фигуры и общественные институты. Наиболее пылкие эсхатологические писания, которые в изобилии появляются и по сей день, истолковывали «число зверя» как криптограмму имени Антихриста, существа, значительно отличающегося от Зверя, как он был изображен в писании. Полагали, что в последние дни над миром возобладает Антихрист; поэтому в периоды катаклизмов правителям и политическим лидерам с легкостью приписывалась роль антихриста.

Первым правителем, которого считали Антихристом, был Нерон. За ним последовали многие другие, особенно во времена реформации, когда путем различных арифметических манипуляций с цифровыми значениями букв имена Лютера и Папы Льва X, а также других менее значительных фигур, превращали в слово «Антихрист», что должно было предвещать конец света. Некоторые закрытые протестантские секты и в наше время официально квалифицируют папство как правление Антихриста; среди других крупных фигур мировой истории, которых в разное время называли Антихристом, были: Магомет, турецкий султан, Наполеон I, Наполеон III, Рузвельт, Ленин и Сталин, и все значительные персонажи советской истории, включая Хрущева.

Совсем недавно повернутые на Библии американцы обнаружили Антихриста в фирме «Proctor and Gamble» (в ее торговой марке — Человеке на Луне — в завитках бороды якобы скрывается знак 666). Вашингтонский таксист увидел Антихриста в президенте Европейской ассамблеи, а в интервью с прохожими, которые транслировались по телевидению во время народной революции конца 1989 года в Бухаресте, Антихристом вполне серьезно именовали Чаушеску.

Русские были хорошо знакомы с Антихристом. Он пришел к ним, как и в Западную Европу, через Византию, вначале через «Семь Слов о втором пришествии Христа» Святого Ефрема Сирина (это произведение известно в церковнославянском переводе с XI столетия), трактаты Ипполита Римского об Антихристе и конце света (появившиеся на старославянском языке в XII веке) и Откровения лже-Мефодия Патарского, который также сообщал им о Гоге и Магоге (в них быстро признали татар).

В XY-XYI столетиях, Антихрист легко уживался с полу-эсхатологическими, полу-политическими понятиями «Москва — третий Рим» и «Новый Иерусалим». Протестанты, у которых русские, вероятно, позаимствовали эту идею, увязывали с Антихристом имя Папы Римского. В Московии, например, было множество англичан-протестантов и голландских купцов, которые с удовольствием распространяли эту идею, так как русские цари, которые обычно с подозрением относились к протестантам, не слишком любили и Рим.

Начиная с семнадцатого столетия, тема Антихриста часто становилась предметом разногласий между официальной православной церковью и староверами-схизматиками (так же, как и на Западе полагали, что 1666 год является годом решающих перемен), которые отожествляли со Зверем Апокалипсиса первого Патриарха Никона, затем царя Алексея Михайловича, Петра Великого (титул императора, новый для России и дарованный Петру благодарным Сенатом, представлял собой знак 666 в цифровом выражении русскими буквами при использовании одноударной буквы i и пропуске буквы m), а также последующих правителей царской России.

В XYIII столетии эсхатологические «подметные письма» обвиняли российское правительство в причастности к Антихристу и концу света. Они распространялись, в частности, в армии; также на эту тему были выполнены несколько исследований на самом высоком уровне.

Староверы, у которых большой популярностью пользовались «Откровения» псевдо-Мефодия, считали шрам, остающийся от прививки против оспы, отметкой Антихриста. Они были вполне убеждены, что они живут в царствование Антихриста, и, следовательно, в последние дни существования мира. Это побуждало их к массовым самосожжениям, которые они предпочитали жизни в царстве Антихриста. Последний такой случай был зафиксирован в конце девятнадцатого столетия.

Несколько эксцентричный бродячий английский писатель и приверженец «Святой Руси» Стефен Грехам в 1914 году описывает убийство женщины русскими крестьянами за то, что она признала себя Антихристом, и отмечает, что необычно выглядящих детей часто называли «антихристами». Нет сомнения, что по той же причине последний советский президент Михаил Горбачев получил прозвище Михаил Меченый за свое родимое пятно на голове.

Читатели Толстого наверняка вспомнят, как в третьем томе «Войны и мира» друзья-масоны Пьера открыли ему, что если присвоить буквам латиницы номера букв на иврите, то слова «Император Наполеон» составят как раз число 666; и что Наполеону было 42 года, а это как раз то число лет, в течение которых Зверь, согласно предсказаниям Библии, будет править миром. Эта информация произвела на Пьера большое впечатление, и после нескольких сеансов безумных расчетов он выяснил, что «L’russe Besuhof» также дает в сумме число 666, и таким образом его судьба связана с судьбой Наполеона.

Меж тем, русский писатель Боборыкин, пописывая в журнал «Голос» в 1860-е годы, безо всякого страха регулярно использовал «666» в качестве литературного псевдонима. В этом отношении он был предтечей проявления Зверя в России, что до сих пор ускользало от внимания историков русской литературы и культуры.

Этот Зверь, заслуживающий особого внимания, любопытен в нескольких аспектах, во-первых, он был англичанином, во-вторых, сам с энтузиазмом провозглашал свое «зверство». Известный под именем Алистер Кроули, он был магом и импресарио, ловкачом, наркоманом, гомосексуалистом и поэтом, распутником и участником многочисленных тяжб, альпинистом и фигляром, известным в то время читателям бульварной прессы как «самый испорченный человек на свете». (…)

Связь Кроули с Россией впервые прослеживается в псевдониме Владимир Сварефф, который он взял для сборника стихов «Иезабель», опубликованного за счет автора в 1898 году. Вероятно, этот псевдоним был подсказан длительным пребыванием на каникулах в Санкт-Петербурге. Это путешествие, пишет он, «совершило чудо, значительно расширив мое мировоззрение».

Здесь Кроули немного выучил русский язык, имея неопределенное намерение поступить на дипломатическую службу после получения степени. В конце концов, он оставил Кембридж и, кажется, больше уже не стремился к профессиональным занятиям. Он отправился в Лондон, где снял жилье на Ченсери-Лейн под именем Владимира Свареффа, правда, теперь он сделал свой псевдоним более звучным, прибавив к нему графский титул. (…)

Его следующий визит в Россию в 1913 году имел прелюдию в Англии. В 1910 году Кроули и его очередная «Багряная Жена» Лейла Уэдделл (или «Бетхерст»), австралийская скрипачка, сочинили ритуал, вызывающий Барзабеля, духа Марса. Часть ритуала составляло произнесение речитативом мистических стихов под аккомпанемент скрипки. Ритуал произвел сильное впечатление капитана Марстона, «одного из высокопоставленных сотрудников Адмиралтейства», предложившего переложить ритуал для публичного представления.

Кроули же решил что, на публичные представления «ритуалов» подобного рода, существует большой спрос, и сочинил серию ритуалов, по одному — для каждой планеты. Ритуалы выполнялись Кроули, Лейлой Уэдделл, а также поэтом Виктором Нойбургом в лондонском Кэкстон-Холле семь раз, по средам, в октябре-ноябре 1910 года под названием Элевсинские Мистерии. Утверждалось, что это действо вводит публику в религиозный экстаз. Плата за мероприятие составляла пять гиней.

Злобные комментарии в журнале «Looking Glass» привели к тому, что против Кроули и некоторых из его друзей были выдвинуты обвинения в «непристойном и аморальном поведении». Один из этих друзей подал на журнал в суд. Кроули отказался поддержать иск и поссорился из-за этого с двумя своими приятелями: Фуллером, который позже был отчислен из британской армии из-за симпатий к фашистам, (он был одним из двух англичан, приглашенных на празднование пятидесятилетия Гитлера), а также Георгием Раффаловичем*, одним из первых русских друзей Кроули. Кроули был вынужден вывести из ритуала некоторые наиболее экзотические элементы, после чего денежные поступления в билетную кассу сократились.

После любовной связи с Мэри Дести Стурджес (магическое имя в избранном круге Кроули — Soror Virakam), подругой и компаньонкой Айсидоры Дункан (американская исполнительница экзотических танцев, в 1922 году ставшая женой русского поэта Есенина), Кроули вновь занялся обсуждением планов со своей скрипачкой. Видимо, вдохновленный успехом прежнего предприятия со скрипками и легкой эротикой, он создал труппу известную под названием The Ragged Ragtime Girls («Небрежные девицы в стиле регтайм»).

Дошедшие до наших дней документы не проясняют ни имена девушек, а также какое отношение это представление имело к регтайму. Кроули говорит только, что они с Лейлой «собрали шесть помощниц-скрипачек, состряпали кучу рифм и соединили их с движениями; одели септет (группа из 7 человек — прим. перев.) в цветные тряпки и назвали его «The Ragged Ragtime Girls». Они выступали в театре Old Tivoli Theatre и, по словам Кроули, взяли город штурмом.

В письме к своему театральному агенту Кейт Праус Кроули пишет: «Я прошу включить в программу мое выступление, «The Ragged Ragtime Girls», и буду рад узнать, заинтересованы ли вы в нем в смысле приглашения на банкеты, частные вечеринки, на встречи в Обществе и воскресные встречи».

В другом письме, своей кузине Агнесе Кроули, которая, очевидно, хотела, чтобы труппа выступила в Девонширском парке, он пишет: «Выступление «The Ragged Ragtime Girls» не является музыкальным произведением, просто семь девушек играют на скрипках», и снова, в наброске афиши:

«…семь прекрасных и грациозных девиц танцуют и одновременно играют на скрипках. Необычная и экзотическая красота ведущей, мисс Лейлы Бэтхерст, танцующей в лабиринте окружающих ее нимф, вызывает трепет и наполняет сердце каждого чувством тонким и странным, подобным рококо… Очаровательная и таинственная внешность ведущей мисс Лейлы Бэтхерст сначала сбивает публику с толку, а затем доводит ее до неистовства. В красоте Лейлы, экзотической и странной, присутствует нечто царственное, проникающее в глубину сердца каждого человека.

В ее движениях есть что-то и от тигра, и от змеи, а ее скрипка издает звуки, в которых сливаются природа и искусство. Публика не могла дождаться, когда дадут занавес, чтобы вскочить в порыве энтузиазма, последние такты тонули в громе аплодисментов, приветствующих торжественную процессию, проходящую через партер. Женщины всхлипывали, сильные мужчины плакали, грудных детей рвало от чрезмерных эмоций. Тот самый не рожденный, подражал поведению Иоанна Крестителя, описанному в первой главе Евангелия от Марка [т.е. прыгал в чреве — на самом деле это описано не у Марку, а у Луки — прим. В.Р.]».

По причинам до сих пор не выясненным, но несомненно связанным с полицией, Кроули решил свозить свою труппу танцующих скрипачек в Россию. Он не был уверен в успехе этого рискованного начинания: в день отъезда он написал письмо жене Стефана Грехема, с которой был, очевидно, хорошо знаком. Он просил ее уговорить супруга написать рекомендательное письмо «своим коллегам в Москве».

В его письме говорилось также: «пробуду там месяц, если в ближайшие полчаса вообще не раздумаю ехать, что вполне вероятно». В письме владельцам гостиницы «Славянский базар» в Москве Кроули пишет:

«Уважаемые господа, не сообщите ли мне самые низкие цены, которые Вы можете запросить за проживание восьми женщин, прибывающих в ваш город приблизительно 12 июля [1913 года] для того, чтобы выступить в одном из театров. Сообщите, пожалуйста, каковы самые низкие цены за комнаты и питание в день. Прилагаю фотографию [девушек]». Подобное письмо было направлено и в гостиницу «Берлин».

То ли Кроули не получил ответа, что не вызовет удивления у того, кто знаком с Россией, то ли цены ему показались слишком высокими, во всяком случае, в своей биографии Кроули пишет: «Мы нашли гостиницу для нас и комнаты для девушек скорее случайно, чем по предварительной договоренности». Программа поездки в Россию также не была предварительно согласована.

По своей собственной оценке, попадая за границу, Кроули выглядел в большей степени надменным английским джентльменом, чем закоренелым космополитом, каким хотел казаться. Он рассказывает такую историю:

«Завершив формальности, я освободился, чтобы сопровождать «Ragged ragtime Girls» в Москву, где они были ангажированы для летнего выступления в «Аквариуме». Они крайне нуждались в опеке. Единственная, у кого была голова на плечах, — это Лейла Уэдделл. Из оставшихся шести — три страдали алкоголизмом, четыре были нимфоманками, две — пугливы до истерики, и все они были глубоко убеждены, что каждый человек, проживающий вне Англии, — разбойник, грабитель и убийца. У всех у них были револьверы, хотя они и не знали, как ими пользоваться, но готовы выстрелить в любого, кто с ними заговорит.

На российской границе цивилизация и порядок покинули нас, и мы оказались в мире неразберихи и анархии. Никто в поезде не знал ни единого слова даже по-немецки. Мы оказались в Варшаве в полном одиночестве, которое вряд ли было бы глубже, если бы нас забросили на Луну. Наконец мы нашли какого-то бродягу, немного говорящего по-немецки, но ни один человек не знал и не интересовался поездами на Москву. В конце концов, мы отправились на другую станцию.

Поезд должен был уже отойти, но для нас в нем не нашлось места. Еще раз мы пересекли этот бестолковый город и на этот раз нашли место в поезде, который, как мы надеялись, должен был отправиться в Москву со средней скоростью около десяти миль в час. В купе были полки, неряшливо покрытые грязной соломой, на которых валялись пьяные, играли в азартные игры, ругались и занимались любовью. Не было ни дисциплины, ни порядка, ни удобств».

Наконец группа прибыла в Москву, где ее снова подстерегали невзгоды:

«Примерно в час ночи послали за Лейлой. Она обнаружила что девушки взобрались на расшатанный стол и орут от ужаса. На них напали клопы. Хорошо, что я заранее предупредил Лейлу о том, что в России понятия «клопы» и «кровать» — нерасторжимы, как улитка и раковина».

В назначенное время они появились в «Аквариуме», театре-варьете на Садовой. Кроули не рассказывает, было ли их выступление успешным; я не могу найти упоминаний об этом в театральных рубриках газет того времени и должен заключить, что это было одно из незначительных действ, которые ставились на второстепенных театральных сценах, и, видимо, не все они рекламировались.

В то время такие небольшие гастролирующие труппы не были редкостью, и в сообщениях, поступающих в 1913 году из консульства Великобритании в Петербурге, упоминаются случаи, когда девушки хотели возвратиться на родину из-за плохого к ним отношения или потому, что менеджеры сбегали, не заплатив им. По крайней мере, Кроули, по-видимому, этого не сделал.

Будучи в Москве Кроули вступил, по его собственным словам в «период чрезвычайного духовного подъема, отчасти под влиянием, которое оказала на него Москва, отчасти благодаря новой женщине, появившейся в его жизни, венгерке по имени Анни Ринглер, (возможно это был псевдоним), с которой он познакомился в кафе.

Он пишет:

«Мы не могли разговаривать. Я забыл почти все, что знал по-русски, а ее немецкий был ограничен несколькими ломаными фразами. Но нам не нужны были слова… Наслаждение ей доставляла лишь боль, и мой способ осчастливить ее состоял в физических страданиях, которые я причинял ей по ее же подсказке. Такие отношения были совершенно новыми для меня и, возможно, из-за того, что мое состояние еще более усугубилось самоистязающим духом самой России, я был вдохновлен на творчество и пребывал в таком состоянии следующие шесть недель».

Время, проведенное в Москве, и в самом деле, было плодотворным для Кроули. На русские темы им написана длинная поэма о Москве под названием «Град божий» и еще одна — «Гвоздь программы» — о его путешествии на знаменитую ярмарку в Нижнем Новгороде; короткие стихотворения «Дивертисмент московской ночи» (о ночном убийстве под кремлевской стеной) и «Иван, непобедимый царь».

Также он написал несколько произведений, не связанных с русской тематикой, — «Морфий» (о наркомании), «Новая луна», «масонскую» драматическую поэму «Корабль» (включенную позднее в Ритуал Гностической Католической Церкви), стихотворение «Гимн Пану», роман «Потерянный континент» (об Атлантиде и потерянной мудрости античных авторов). И все это было написано за шесть недель, когда, помимо всего прочего, он руководил труппой «Ragged Ragtime Girls» и занимался садомазохистской, нежно-свирепой любовью с Анни Ринглер!

Из поэтов, современных Кроули, о России писал Суинберн. Можно предположить, что Кроули восхищался этим поэтом и в молодости, но заметки на полях и пародийные дополнения к томику стихов Суинберна «Переход через канал и другие стихотворения», говорят о том, что это восхищение проходило по мере того, как Кроули начинал чувствовать себя более одаренным поэтом и критиком. Помимо высокопарного «Слова к военно-морскому флоту» Кроули написал «Смешнее, чем [W.S.] у Гилберта» и затем пояснил это стихотворение после Станса IV:

Темная Московия, подлая в затаенной вражде,
Низменная Германия, ужасающая своим коварством,
Подстерегают тебя, стоя на якоре,
На водах, которые шепчут и улыбаются.

В стихотворении «России: Ода» (1890 год) первый станс Суинберна заканчивается так:

Эти и еще худшие, если такие бывают, —
Вот, кто правит тобой, Россия — моли о прощении, царь

Последнее полустишие изменено Кроули (приблизительно в 1932 году) на «прославляй СССР», и прибавил еще две строки:

Но Бог пощадил их в одном
Эти русские, Англия, не могут прочитать мои стихи.

и в конце всей поэмы пишет:

Какого черта нам нужно? Пусть остается все как есть

Так что мы получим нашу порцию икры.

Не то, что бы многие возражали против суждений Кроули, по крайней мере, о позднем Суинберне, но поэты, заботящиеся о своей посмертной репутации, возможно, должны воздерживаться от заметок на полях!

«Град божий» ничем не обязан Святому Августину. Скорее он связан с атеистическим произведением Джеймса Томпсона «Город страшной ночи» (1874 год). Поэма Кроули имеет подзаголовок «Рапсодия», в репринтном издании (в 1942 году было издано 200 подписных и пронумерованных копий) ей предшествует несдержанное полусерьезное, полушутливое предисловие, вполне в духе Кроули. Оно начинается в умеренном настроении: «Поэзия — это гейзер неосознанного» и кончается высмеиванием Элиота, Паунда и Одена за их педантизм, претенциозность и неспособность написать хорошее стихотворение.

Здесь же находим такой дифирамб: «Алистер Кроули — единственный англичанин, который понял, впитал в себя и выразил лирический элемент души Московии — Ивана Народного». В поэме шесть страниц, со строками и стансами различной длины, ломаным ритмом и неким подобием рифмы.

Первый станс, видимо, навеян недавним путешествием Кроули на поезде в Москву.

День за днем мы тащились
Под свинцовыми, плоскими
Безликими небесами, мимо тусклых изумрудных
Полей, над которыми не всходило золотистое
Солнце, чтобы пробудить Властелина земли,
Кроме той полоски, где окаймленная надоедливыми соснами
Серовато-коричневая земля смешивалась с черными
небесами, там свободно
Красный глаз, озаряющий это затаенное поле,
Будто искатель Вечности,
Прокладывал путь Времени-вору. Неумолимый дождь,
безликий жалкий однообразный,
Хлестал суровую равнину.

В Стансе III Кроули обращается к Кремлю и Собору Василия Блаженного:

Возвышающаяся над пропастью красная стена
устремляется вверх, ее зубчатый гребень —
Пила с квадратными зубцами, Божья сверкающая лазурь
Проливается в каждую трепещущую бойницу,
Кроме того места, где венец за венцом, крыло за крылом,
Свод за сводом, купол за куполом,
Огромный фаллос, солнце, луна, месяц, грудь
И более мощная грудь, и фаллос, и мочевой пузырь,
Тяжелеющие от естественных и неестественных желаний,
Теснящих, давящих, наступающих,
Смешивающая свою магию, заволакивающую все вокруг
Бледным, чистым золотом, рабыня весеннего солнца
Трепещущая в экстазе, попытках очистить небо —
О! все наши мечты, навеянные гашишем, сбудутся
Когда мы узрим сокровище города,
Его девять фаллосов, раскрашенных как плоды…

Фаллические образы, отчетливо проступающие в этом отрывке, вновь появляются в прозе Кроули, посвященной России. (…).

Другая большая поэма, «Гвоздь программы» , представляет собой произведение совершенно иного рода. В своей автобиографии Кроули пишет:

«С раннего отрочества Нижегородская ярмарка будоражила мое воображение. Приложив небольшие усилия и найдя «все вместе — и время, и место, и любимого человека», я решил поехать и посмотреть «Гвоздь программы», так я назвал и поэму, в которой описываю свое путешествие. Манера, в которой она написана, насколько мне представляется, не имеет прецедентов в литературе. Каждый эпизод своей поездки я записывал в героических двустишьях, строго указывая при этом место и время события».

Поэма состоит примерно из восьмисот строк в стансах различной величины, часто более чем посредственных с псевдо-поэтическими и псевдо-философскими интерлюдиями. Хотя больше, чем о чем-либо другом, в поэме говорится о страсти Кроули к еде, напиткам и женщинам, в ней дана также живая картина радостей и невзгод, сопровождающих путешествие по провинциальной России накануне Первой мировой войны — медленные поезда, клопы, нехватка номеров в гостиницах, недостаток мыла и полотенец, шаткие дрожки, концертные кафе.

Да, друзья, чем больше я наблюдаю Нижний Новгород,
Тем больше сожалею о своей опрометчивой Одиссее.

На этот раз сексуальные образы отходят на второй план, хотя во время трехдневной остановки у Кроули появляется несколько дам, и среди них выделяется шестнадцатилетняя татарская девушка.

О, мой официант, наливай
Рислинг севастопольский! Больше никакой,
Никакой водки! У меня предчувствие,
Что этот напиток принесет необычайное наслаждение.
Оркестр играет Вагнера в стиле рэгтайм. Жизнь
Кажется намного более сносной. У меня нет жены, .
Но здесь оюбой жаждущий, — быстро найдет утешение

Поэма предназначалась для публикации в «English Review» (в январе 1914 года), но не была принята, как объясняет Кроули, в связи с тем, что журнал хотел освободить место для переиздания другой его поэмы — «Обращение к Американской республике», впервые опубликованной в 1899 году, но на этот раз с «такими, с политической точки зрения, необходимыми исправлениями» как «предатель прусский» вместо «предатель русский». Поэма была издана в 1942 году, когда уже пожилой Кроули пытался использовать «русские» работы, чтобы вернуть свое имя в центр внимания. Он считал себя английским патриотом, в частности, в этом памфлете Кроули заявил, что именно он изобрел знак V (Victoria).

Произведение было выпущено с предисловием Луиса Марлоу, который считал, что поэма написана в байроновском стиле. «Град божий» был переиздан в том же виде в 1943 году как дань великому российскому союзнику Британии! Более того, как писала Ненси Кунард в письме Норману Дугласу, Кроули работал против Гитлера «на астральной основе». Возможно, поэтому Кроули выбирает «магические» периоды времени для переиздания «Гвоздя программы» и «Града божьего» — соответственно зимнее солнцестояние и весеннее равноденствие.

По возвращении из России Кроули выпустил два серьезных прозаических произведения на русские темы. Первое — «Сердце Руси Святой» — было опубликовано в январе 1914 года, в «The International», американском журнале, который некоторое время редактировал Кроули. В этом эссе он пытается изложить свои впечатления о России и русских, о которых Кроули с величественным самоудовлетворением пишет «многие русские, способные мыслить, проникают в душу России вернее, чем произведения Достоевского».

Это — очень книжная вещь, где автор часто ссылается на великие имена культуры. Весьма интересно, что Кроули восхищают исконно русские предметы, особенно иконы и архитектура, он не одобряет влияние Запада на Россию. Он проявляет большой интерес к «Русской Душе», которая в то время была в моде, и интерпретирует ее типично в кроулианском духе — напыщенного и, вместе с тем, фривольного и снисходительного обобщения.

Некоторое представление о этой работе можно получить из следующих отрывков:

«Большинство людей совершенно уверены, что русский человек, даже из самых простых, рассматривает половой акт как серьезный научный эксперимент. При этом он с глубокой озабоченностью исповедует личное равенство во всех деталях, и не допускает инициативы до тех пор, пока это не предписывается режиссурой.

Этот принцип переносится и на религию. Люди крестятся, когда чувствуют в этом необходимость, подчиняясь неведомому правилу. Каждый человек выполняет свои собственные обряды, независимо от своего соседа. Каждый сам доводит себя до религиозного экстаза. Если он преуспеет в этом, он принадлежит церкви; если нет, то не принадлежит.

Русский человек воспринимает страдание как некий предмет для наблюдения, а не для переживания. Он воспринимает превратности своей судьбы как эксперимент, который бог проводит над ним. Средство — ничто, результат — все. Отсюда — настойчивое желание в его собачьих глазах и блаженство, исходящее от его бледных ланит. Отсюда радость в печали и печаль в радости всего его образа мышления. Отсюда его долготерпение, его нежность и его грубость».

Затем Кроули переходит от секса и русской религии к сексу и русской литературе:

«Пушкин, национальный поэт, — не кто иной, как эпигон Байрона. Как раз в этот период Россия открыла Европу, и с тех пор уже больше ничего не открывала. То, что нам больше всего нравится в русской литературе, нам следует больше всего не любить. Наше природное чувство тянется к знакомым вещам. Не западным украшательством Толстого должны мы восхищаться. Его в высшей степени безумное отношение к бедности, целомудрию и непротивлению — выражено в истинно русской манере. Там, где это отношение окрашивается суждениями о национальных особенностях, оно превращается во французское и его высокая идея целомудрия нисходит до нео-мальтузианства, подобно тому, как все трусливое в теории, переходит в отталкивающее на практике».

Рассуждая о сексе и российской архитектуре, Кроули возвращается к своему фаллическому видению Собора Василия Блаженного:

«Вот вид Собора Василия Блаженного с фронтальной стороны. С левого края — колонна на открытых арках с остроконечной башенкой с окнами; рядом с низким серым фаллосом — грудь из серых полос, выступающих на зеленом фоне, пронзенном красными пирамидами. Следом высокий фаллос — головка раскрашена оранжевыми и зелеными спиралевидными полосами; под ним приютился другой фаллос, его железа покрыта плоскими бриллиантами, отливающими красным и зеленым цветом».

О российском правительстве говорится милосердно, без каких-либо намеков на секс:

«Россия всегда состоит из крайностей: концертное кафе в «Аквариуме» [то самое место, где проходили выступления Ragged Ragtime Girls — прим. В.Р.] и лучший балет в мире — с одной стороны, ртутные рудники — с другой. Царь — с одной стороны, высочайшая свобода личности в Европе — с другой. Закон об образовании утопит Россию в крови: Дума — анархронизм [«анархронизм» — или намеренная контаминация, или удачная опечатка — прим. В.Р.]. Результат — жизнь простая и размеренная, с прекрасно поддерживаемым порядком и восхитительно свободная. Когда все сказано и сделано, единственное преступление — это сговариваться против правила, обеспечивающего эту свободу».

Далее приведен отрывок, относящийся к искусству:

«Образование портит Россию, поскольку оно портит все. Достаточно упомянуть Третьяковскую галерею. Складывается впечатление, что в русском искусстве нет истинного исходного напряжения. Вся галерея представляет собой такое подражание, что любую картину в ней мог бы нарисовать Джеральд Келли [шурин Кроули и некоторое время Президент Королевской Академии — прим. В.Р.].

К сожалению, есть всего один-два художника, подражающих высокому творчеству Рейнолдса или Гейнсборо; остальные же картины написаны под влиянием Фрича, Люка Филдса и других художников сентиментальной фотографической школы. Картины Перова, Маковского, Крамского, Ге и Репина представляют собой олеографию более олеографичную, чем сами олеографии. Верещагина хорошо назвали отчаянием фотографов… Кажется, что художник не освоил даже азов рисунка.

В этой галерее тебе пытаются объяснить, что образ природы не имеет никакой связи с искусством, и начинаешь чуть ли не симпатизировать манифесту футуристов. [Затем он высказывает несколько хвалебных слов в адрес Шишкина, Судковского, Мещерского, Дубовского, Нестерова и Куинджи, отметив прежде, что влияние Парижа на современное искусство все это меняет]…

Рабское подражание, которое прослеживается почти во всем творчестве девятнадцатого столетия, даже в большей степени, чем восемнадцатого, уходит, и будущее русского искусства выглядит более обнадеживающим, чем искусство любой другой страны».

«Почему сущность нереального, закрепленная в камне, царство далекой волшебной страны, мощеной булыжником, величайшие пороки, преображенные тонкой пеленой лунного света, кровь безымянных преступлений приравниваются по своей добродетели к крови мучеников? Почему лицо на иконе такое темное, ведь это не лицо Ивана Грозного, заглядывающего с презрительной усмешкой в лицо сына, сраженного его же рукой?

Кровь на снегу и свет звезд на куполах! Стрельцы, обезглавленные перед Собором Василия Блаженного, пылающий закат озаряет эти остроконечные башенки, устремленные вверх от вожделения. Город, омытый огнем, и завоеватель Европы, летящий перед своей армией из форпоста фельдмаршала Борея! Героизм и убийство идут рука об руку, преданность и вероломство уживаются под стенами Кремля!».

Примерно в это же время Кроули также пишет эссе под названием «Реализм в русской литературе». Оно приобрело известность через год после публикации «Братьев Карамазовых» в переводе Констанс Гарнетт и как раз перед появлением изысканных экзерсисов Мидлтона Мюрри и его школы. В нем идет речь о реализме Достоевского, русской душе, английском лицемерии и развращающем влиянии Золя.

В появлении эссе не было ничего удивительного — в то время выходило много очерков и обзоров, начиная с 1880-х годов, в которых за отправную точку бралось сравнение Достоевского и Золя, поскольку оба автора были широко представлены публике в английских переводах издательства Визетелли. Однако работа необычна своей страстностью? Тон и стиль, даже временами сентиментальность (но не незрелость) напоминают временами Честертона и созданный им образ англичанина с го незамысловатой речью, перемежающейся высоким стилем и парадоксами, немного мистика и ярого противника классов и привилегий.

И снова лучшей демонстрацией сказанного служит цитата:

«Когда заурядному человеку нечего сказать, он произносит какую-нибудь ужасную банальность. Если «время, место и любимый человек — все вместе» позволяют ему сосредоточиться на обсуждении литературы России, он проникновенно замечает, что русские писатели — реалисты. Он как попугай повторяет чужие слова. Понятие реализма, возможно, когда-то очень, очень давно и было сформулировано определенным образом, но теперь его значение полностью утрачено…

Слово реализм в англосаксонском мире, оберегающем лживость и лицемерие, стало означать своего рода подход к жизни, ибо навязчивая идея пуританина гласит «чтобы это ни было — это неверно»… Русский автор вовсе не верит, что человек — это убийца в полицейско-судебном смысле этого слова. Он считает, что убийца — это Бог, и интересуется им, чтобы показать, как Он стал убийцей вопреки самому себе… Проницательный читатель поймет по самому тону, в котором написана статья, что в основе литературного искусства в России лежит совсем не реализм в обычном понимании этого слова, а идеализм.

В самом деле: для российского мышления идеализм представляет собой тайну реализма. Именно в результате этого возникает бездна между русскими реалистами и такими писателями как Золя. Пока мы не встанем на ту же моральную платформу, мы не испытаем большой симпатии к героям Золя,- это люди с больным разумом, чьи извращенные инстинкты будоражатся описанием омерзительных картин. И мы вовсе не испытываем такого чувства в отношении русской литературы.

Настасья Филипповна — куртизанка, которую можно сопоставить с Нана. Но можем ли мы хотя бы на миг допустить, что они сестры? Инстинктивно понимаешь, что малейшее изменение обстоятельств приведет Настасью в монастырь. Нана — это дно парижского общества, и ничто ее не изменит. В России таких животных как Нана не найдешь.

Но был бы русский реалист сбит с толку, если бы обнаружил нечто подобное в рамках своего стандарта? Нет, он описал бы ее такой, какая она есть: грубой, вульгарной, грязной распутной свиноматкой. Но удовлетворился бы таким кратким изложением. Он бы чувствовал, что она была женщиной; что она сотворена по образу Божьему; что она — это Бог…

Существует очевидное различие между русским мистицизмом, который кроется под маской русского реализма, и мистицизмом Востока, — русские в своем мистицизме считают страдание основой спасения. Причина этого проста, но неприятна. Просто садизм и мазохизм — более или менее нормальное явление для сексуальной жизни России».

Еще одно свидетельство интереса, проявляемого Кроули к Достоевскому, может быть найдено в эссе на трех машинописных страницах, под названием «Костер: Примечания к некоторым очеркам о Достоевском», относящемся, очевидно, непосредственно к послереволюционному периоду.

В работе внимание читателя акцентируется на эпилепсии, которой страдал Достоевский, в ней говорится также о садистских наклонностях писателя; в целом, в очерке содержится значительно меньше одобрительных тезисов, чем в предыдущем:

«Злобный инстинкт садистского безумия Достоевского, облеченный в форму судьбы в возвышенном искусстве, приводит к тому, что он мучает своих читателей картинами гибели того самого заветного, что передавалось людям из поколения в поколение… Романы Достоевского — это немного более, чем последовательность событий, небрежно, можно даже сказать, безрассудно связанных друг с другом, из которых каждый черпает для себя заветную идею, питающую пламя эпилептического огня. То, что Достоевский описал в экстазе творчества, было реализовано в последние несколько лет самими большевиками или американскими корреспондентами, строившими свои сообщения о случившемся в России на фантастических представлениях больного мозга Достоевского».

В других работах приблизительно того же периода обсуждается все та же русская тема. Первая работа — это неопубликованный фрагмент и план под названием «Русский дворецкий», в которой описаны отношения слуги и господина, преступление, наказание и прощение.

Вторая, с похожими мотивами, называется «Путешествие Бога». Под заголовком стоит имя автора — Мария Лаврофф, — так что можно предположить, что обе работы, на самом деле написаны русской дамой, не названной, но описанной Кроули в его «Исповеди» в образе русской аристократки в изгнании. В 1918 году Кроули, видимо, собирался сделать ее своей очередной «Багряной Женой», но его сексуальные вкусы отпугнули ее. Ни один из рассказов не отличается большими достоинствами. И в том, и другом сцены русской жизни, имена и атмосфера происходящего описаны со знанием дела, но в каждом из них ощущается стилизация.

Сюда можно отнести и сценарий «Соня Трепова». Безусловно, русская тема была в моде в то время; в письме Эдмунду Госсу, автору нескольких «русских» вещей, одну из которых Кроули пытался поместить в «The English Review», Кроули пишет, что редактор жаловался, что его газета называется «The English Review», а если он собирается печатать в ней «много всякой русской чепухи», то, может быть, имеет смысл переименовать ее в «Russian Review».

Несмотря на уверенные заявления Кроули по поводу Русской Души и Русского Мистицизма, не существует доказательств того, что, будучи в России, он встречался в кем-либо из теософов, антропософов, богоискателей или других любителей оккультизма, которыми кишела страна в канун революции, и многие из которых были поэтами-символистами.

Единственно, с кем он поддерживал отношения в России и после возвращения в Англию в сентябре 1913 года — это Брюс Локарт и Уолтер Дюранти. Он написал Локарту, с которым познакомился через Мишеля Ликиардопулоса, секретаря Московского художественного театра (видимо, единственный контакт Кроули в русском артистическом мире во время его путешествия по России), что посылает копии своих книг, как обещал, и представляет «правдивую» историю падения Оскара Уальда (он говорит, что все было подстроено из-за ревности к школьнику, с которым Уальд встретился в поезде на Бенбери и позднее, по договоренности, в Санбери, и затем часто встречался — отсюда упоминание «дядушки Бенбери» и бенберизма в пьесе «Как важно быть серьезным»).

Локарт был одним из немногих людей, связанных как со службой разведки, так и с оккультизмом: очевидно за эти два рода деятельности отвечает один и тот же инстинкт. Дюранти был другим человеком — единственным среди западных журналистов (он был московским корреспондентом «New York Times»), кто имел карт-бланш в Советском Союзе, поскольку описывал его с видимой симпатией, не создавая, таким образом, для себя никаких проблем на Западе. Это наводит на мысль, что ему платил не один хозяин.

Его принадлежность к оккультизму состояла в том, что он написал латинские гекзаметры, которые Кроули цитировал в момент экстаза в своих «Парижских деяниях», серии гомосексуальных магических ритуалов, которые проводились в январе и феврале 1914 года, и предназначались для вызывания духов Юпитера и Гермеса.

В третьем цикле деятельности, 3 января, он исполнял роль Бакалавра Искусств. Очевидно, Кроули сохранил об этом нежные воспоминания: в примечании на форзаце кроулевской копии книги Дюранти «СССР: История Советской России» (Лондон, Hamish Hamilton, 1944) написано, что книга куплена с «почтением и с теплым воспоминанием» о «Бакалавре Искусств Гюалтье Дюранти».

Двое мужчин пользовались благосклонностью одной дамы, которая затем стала женой Дюранти, и (или но) продолжали поддерживать отношения: в письме Дюранти Кроули от 8 января 1930 года говорится, что в последнее время он встречался с человеком по фамилии Стэрджессом, который заинтересовался идеей Кроули предоставить большевикам заменителя Бога. Дюранти с энтузиазмом заявляет, что Сталин использовал «стопроцентный марксизм» даже с большим успехом, чем Ленин, и приглашает Кроули в Москву.

Человек, обладающий темпераментом Кроули, не мог не восхищаться ростом насилия и идеями о тысячелетнем господстве, насаждаемыми фашизмом и коммунизмом. Один из ранних приверженцев Кроули, Том Драйберг, ставший позднее членом парламента от лейбористской партии, а еще позже пламенным адептом Церкви Христа, обещал свести Кроули с теософскими и коммунистическими лидерами в Великобритании, разделяя в то время и те, и другие убеждения, если не какие-нибудь еще.

Как далеко это зашло, неизвестно, но через некоторое время после революции говорили, что Кроули пытался передать Сталину записку, посвященную созданию антирелигии. Чтобы не рисковать сразу всем, он пытался также повлиять на Гитлера, передав ему немецкую копию «Книги Закона», когда тот находился в тюрьме в Нюрнберге, и позднее сделал попытку сблизиться с ним, что привело к знакомству с Мартином Борманом. Хотя доказательств, подтверждающих эту германскую историю нет, есть некоторые основания полагать, что российская имела место.

В неозаглавленном машинописном очерке, относящимся примерно к 1925 году, планы Кроули представлены в общих чертах. Он снова обращается к вопросу о болезненной русской духовности и высказывает некоторые обескураживающие мысли:

«До тех пор, пока существует просвещение, Россия должна полагаться на милость сумасшедшего…Решение этой проблемы [т.е. как заставить Революцию работать — прим. В.Р.] — есть введение новой религии, построенной на здоровых психологических принципах. Нужно хорошо усвоить два момента: (а) религия должна быть свободной по своему характеру, чтобы допустить надежный выход инстинкта исступления; (б) ее доктрины должны быть основаны на традиционных научных знаниях и благотворно воздействовать на психику, таким образом, чтобы нездоровые потребности людей могли постепенно устраняться из подсознания… Во-первых, различными искусными методами следует провозгласить прибытие духовного Спасителя русского народа (см. прилагаемый Манифест) [увы, видимо, не дошедший до нашего времени — пр. В.Р.].

Хорошо, если этот спаситель будет нерусским, человеком, не имеющим права вмешиваться каким-либо образом в внутреннее управление страной [т.е. сам Кроули — прим. В.Р.]. Далее, должен быть провозглашен его «Закон» и существующее правительство должно официально придерживаться этого закона… Новый Ритуал вызовет в Европе и Америке величайший религиозный ужас и старые вероисповедания будут стерты в порошок при соприкосновении с Реальностью новой Формулы Правды».

Наверное, хорошо, что Кроули, несмотря на приглашение Дюранти, не приехал в Советский Союз, чтобы осуществить эти планы — действительность сталинской России была ужасающей. И в дальнейшем единственное, что связывало его с этой страной — это переиздание в период Второй мировой войны его поэм «Град божий» и «Гвоздь программы», а также появление, по какой-то неясной или курьезной причине, портрета Кроули рядом с портретом Ленина на обложке цветного приложения к «Sunday Times» от 15 июня 1969 года. Эти изображения иллюстрировали «1000 созидателей двадцатого столетия».

Но, несмотря на непристойности, которые появлялись в работах Кроули, его действительно много читали, он много путешествовал и в отличие от многих других авторов, писавших о России, ее душе и литературе с точки зрения культа Достоевского в англоязычной версии, Кроули действительно был в России, пытался осмыслить увиденное и искренне писал об этом.


*Георгий Раффалович, наполовину французский, наполовину одесский еврей, родился в 1880 году, жил в Англии с 1906 года. Раффалович оказывал финансовую поддержку журналу Кроули «Равноденствие» (Equinox). Герои сборника его новелл «Черт и другие» («Равноденствие», 1910) были похожи на Кроули. Его произведение «История Души. Попытка психологии» также было издано в «Равноденствии» в 1910 году. Он также участвовал в сочинении «Элевсинских мистерий». В последующие годы Раффалович стал увлеченным пропагандистом украинской независимости. (прим. перев.)

Вильям Райан — главный библиотекарь Варбургского Института при докторантуре Лондонского университета. Он является автором многих работ, посвященных магии в России, в том числе фундаментального исследования «Купальня в Полночь» (1999). Райан — соавтор Словаря русского языка (выпущенного известным издательством «Пингвин») и соредактор многих научных монографий, в том числе книги «Англо-российские связи эпохи Петра Великого».

Статья «Великий Зверь в России» была опубликована в сборнике «Symbolism and After. Essays on Russian Poetry in Honour of Georgette Donchin», Bristol, 1992.

© W.F. Ryan, All Rights Reserved. Translated into Russian by kind permission.
© Thelema.RU

.

Один комментарий на “Великий Зверь в России”

  • smit says:

    при определенных обстоятельствах перевод Книги Закона в иполнении Маршака мог бы стать заменой Кодекса строителя комунизма 😉

Оставить комментарий

Вы должны авторизоваться для отправки комментария.

Войти в личный кабинет
Вводный урок
Рубрики
Баннеры
Это интересно
Свежие комментарии
Мои читатели

free counters

error: Content is protected !!